Никогда еще, при всем своем опыте, команда «Ковчега» не видела такого сражения, протекавшего с такой необузданной, ужасной свирепостью. Ротифера, хотя и двигаясь немного вяло из-за накаченного в нее люминала, поначалу имела преимущество из-за эффекта неожиданности. Два бронированных Эмоционала были поражены хитиновым панцирем ротиферы и тут же исчезли в ее обширном пищеводе.

Это безжалостное нападение вынудило Эмоционалов неохотно перенести свою ярость с самолета на нового врага. И когда это произошло, итог битвы стал неизбежен. Сотни когтей дикарей вонзились в ротиферу и порвали ее в дюжине мест. Кислота закипела на хитиновой броне. Будучи белком, она сделалась желтой и стала легко ломаться. Ротифера боролась, как бульдог, не отступив ни на дюйм, но дикари продолжали рвать и тут же пожирать ее обнажившуюся мягкую плоть. Вскоре от нее осталось лишь несколько разбросанных кусков.

Эмоционалы, не избавившись от своей фанатичной ярости, вернулись к крушению самолета. Но их энтузиазм быстро угасал. Внезапно один из них покачнулся и резко сел с совершенно безучастным, лишенным выражения лицом. Потом парочка других бесцельно ушла прочь в туман.

А вскоре все они полностью лишились эмоций, а умные их половинки были мертвы. У самих у них не было ни мозгов, ни желаний, никаких прочих импульсов. Их существование обуславливалось совершенно пустыми, простыми нервными рефлексами на боль, жару, холод или голод.

Они по-дурацки уставились на причиненный ими же разгром и стали бесцельно шататься в тумане.

Джерри возглавила мрачную группу мужчин, но прежде, чем они покрыли половину расстояния до самолета, оттуда донеслись яростные крики, и на свет, шатаясь, выбрались два растрепанных силуэта. Они были грязны, окровавлены в тех местах, где оставили свои отметины когти, а кое-где обожжены кислотой, но весьма даже живы. Позади них скакал серый кролик, обезумевший от радости.

Вся горечь, тщательно скрываемое горе, самобичевание, ненависть и жажда мести вымылись из души Джерри в едином порыве, оставив ее слабой, задыхающейся от радости женщиной. Она стала женщиной только на краткий момент, хрупкой, испуганной и трясущейся за мужчину, которого любила.

— Томми! — завопила она и ринулась в его объятия.

Антисептический шлем Страйка, защищавший его лицо от кислоты так же, как и от инфекции, развалился на части, когда они заключили друг друга в объятия. И Страйк тут же воспользовался ситуацией, немедленно и со знанием дела, в то время, как команда стояла вокруг, усмехаясь. Тогда все стали расспрашивать и поздравлять Барроуза, который, все еще стуча зубами, объяснил, что они не могли сигнализировать в ответ, потому что провода, управляющие элеронами, разъела кислота.

Но вскоре годы тренировки взяли свое. Джерри высвободилась из объятий и призвала к порядку своих людей.

— Нужно всегда соблюдать дисциплину, — холодно заметила она.

— Вы знаете правило, запрещающее покидать корабль во время сезонных ветров без антисептической защиты. Вы все лишены двухдневной зарплаты, включая и меня. А сейчас возвращаемся на корабль.

Команда поспешно повиновалась.

— Что же касается тебя, — Джерри неодобрительно взглянула на Страйка. — Ты не подчинился приказу капитана и нарушил практически все правила, которые у нас есть, уйдя в несанкционированный поиск, без достаточной экипировки и даже без рации. Ты помешал работе всей экспедиции, выбил нас из графика и чуть не заплатил за это двумя жизнями.

— Я заслуживаю твоей самой ужасной ругани, — кивнул Страйк.

— Так что не стесняйся оскорблять меня.

— Это не шутки, Томми. Посмотри на самолет. Прикинь общую сумму убытков. Неужели ты думаешь, что даже лондонский Межпланетный зоопарк может позволить себе выбрасывать несколько тысяч долларов в каждый экспедиции только затем, чтобы убедить некие молодые горячие головы, что они не правы? Так ты ошибаешься. И все это будет вычтено из твоей зарплаты.

Страйк заерзал. Звонкий голос Джерри был слышен отлично, и им наслаждалась вся команда. Джерри продолжала тренировать свое красноречие, перечисляя по пунктам каталог его грехов.

— А теперь я хочу получить твое честное слово, что ты никогда больше не попробуешь повторить свой трюк. Нет больше одинокого волка-охотника, понятно?

— Хорошо, Джерри. Не нужно так кричать.

— Я не кричу. Кроме того, ты работаешь только на меня. Никаких больше контрактов с фон Цорном, понятно?

— И как ты только могла предположить?.. — вздохнул Страйк. — Ладно, все более-менее ясно.

— И еще…

Страйк взглянул на часы, продолжавшие каким-то чудом работать, и прервал ее.

— Джерри, время. Я выслушал тебя и принял все, как и положено джентльмену. Я обещаю все, что хочешь, но теперь лекция закончена.

— Неужели? Томми, я только начала тебе говорить…

— О, нет. Ты закончила мне говорить, потому что я собираюсь использовать один верный способ заставить тебя замолчать, — усмехнулся он.

— О-о… — Джерри слегка затаила дыхание. — О, дорогой. Ты собираешься меня поцеловать?

— Совершенно верно.

«Ничего не вижу» печально мяукнул и изящно прикрыл лапками глаза. Очевидно, для этих людей, как это свойственно и его роду, настало время сойти с ума.

Уильям Ф. Темпл

Сражение на Венере

I

На каждом документе стояло его имя «Капитан Дж. Фрайбург». Он так подписывался — «Дж. Фрайбург». Друзья называли его «Шкипом» или просто «Дж».

Он никогда не рассказывал, если не приходилось по службе, что означает это «Дж.» Он и прежде был к этому чувствителен, а теперь и вовсе стал прямо-таки суеверен.

Его звали Джона, и однажды он разбил корабль, а вот теперь он предчувствовал, что разобьет еще один. И он ничего не мог с этим поделать. Дело было не в умении, он был хорошим специалистом. Дело было в удаче. В этом полете он исчерпал все лимиты удачи и чувствовал, как ее последние капли утекают прямо из рук.

Свет в космическом корабле становился невыносимо ярким. Фрайбург чувствовал себя так, словно стоял в фокусе дуговых ламп. Приборы сияли, как зеркала, и не давали снять показания. Поручни сверкали, как добела раскаленные прутья, и любой заколебался бы, прежде чем взяться за них.

Но это был всего лишь свет, и ничего больше. Температура же не повысилась ни на градус, несмотря на то, что корабль сейчас находился на двадцать шесть миллионов миль ближе к Солнцу, чем их родная Земля, настолько хорошо работали кондиционеры.

Фрайбург сложил руки чашечкой вокруг хронометра, загораживая его от яркого света. По его расчетам, при существующем темпе торможения, корабль достигнет внешних облаков Венеры примерно через четырнадцать минут.

— Закрепите световые заслонки, — скомандовал он в микрофон.

Из динамика донесся голос помощника.

Медленно, слишком тяжелой при двух «g» рукой, Фрайбург потянулся к единственному иллюминатору его каюты, закрыл янтарный диск кварцевой крышкой и щелкнул защелкой. Моментально ярчайший свет, отражаемый Венерой, стал прохладного лимонного оттенка.

Фрайбург вспомнил, как в детстве, когда он плыл на атлантическом лайнере, они попали в плотный морской туман. Где-то неподалеку был еще один корабль. Лайнер медленно полз и отчаянно гудел без передышки. И в ответ со всех сторон из белой завесы тумана звучал такой же сигнал.

Мальчик представил себе взволнованного шкипера на мостике и не завидовал ему. Но он шкиперу доверял. Шкипер, подумал он, не занимал бы такую должность, если бы не имел достаточно квалификации. И они тогда прошли через туман без происшествий.

Теперь же он сам был шкипером другого корабля, собирающегося войти в непроницаемый слой облаков. На всех экранах видна лишь такая же плотная белая завеса. Но он сейчас в более трудном положении, чем тот морской капитан. Он не мог остановить свой корабль или резко изменить его курс. Он передал управление компьютеру. Тот имел дело с массой и скоростью корабля, массой Венеры и показаниями радара-альтиметра.